раздвинула губы в соблазнительной улыбке. Для того, кто не знал её истинного облика, ведьма могла показаться чарующей. Безупречной.
Но не для меня.
Я видел её гнилое нутро.
— Неужели слияние дало побочный эффект? Наделило тебя бунтарским духом? Неожиданно. Не люблю неожиданностей.
Внутри трёхглазого черепа, венчавшего жезл, загорелось зелёное сияние. Оно было ярче, чем при прошлой встрече с ведьмой. Ярче и злее.
— Я учла свою ошибку. Сопротивляется тот, у кого есть на это силы. А их у тебя не будет. Я позабочусь об этом.
Она хихикнула, точно отпустила удачную шутку, и небрежно взмахнула рукой.
В грудь ударил луч энергии, от которого каждый псевдонерв в теле объяло адское пламя, мгновенно впитавшись в самые кости. Боль кислотой хлынула по жилам.
Паралич исчез, и я рухнул на каменный пол, ударившись головой. В глазах зарябило.
Боль отпускала неохотно, как зверь, глубоко вонзивший когти в беззащитную жертву. Но я боролся с ней, пока она не отступила.
Смутные разводы превратились в Нарцкуллу, склонившуюся надо мной с круглой печатью, на которой горели алые письмена. Они отпечатались на моей сетчатке. Я попытался поднять руку, чтобы отбросить ведьму от себя. Но её свело судорогой столь жестокой, что затрещали суставы.
— О нет, милый мой, не выйдет. Ничего у тебя не получится. Не старайся. Прими свою судьбу. Прими то, что принадлежишь мне, — оскалилась Нарцкулла.
Сожру… сожру тебя.
Я тянулся к ней, как умирающий от жажды в пустыне тянется к миражу оазиса. Она была врагом… пищей? Кто она? В разуме царил сущий бардак. Но что-то глубинное понимало — нельзя уступать ей.
Она вдавила печать в солнечное сплетение. От него поползли волны холода. Сграбастав в кулак пробудившуюся волю, я бросил навстречу ему жар, терзавший меня. И жар победил — пламенная боль развеяла стужу, не оставив от неё и следа.
Нарцкулла моргнула. Покосилась на печать, с поверхности которой стремительно исчезали руны.
— Опять⁈ — взвыла она. — Ты, мелкая дрянь! До чего настырная, не желающая уступать… Я рассчитала всё до последней мелочи!
Ведьма разогнулась и ударила меня по уху. Череп наполнился тихим звоном. Перед лицом мелькнула окрашенная кровью туфля.
— Я недостаточно старалась, малыш, — наклонила голову Нарцкулла. Лицо её исказилось в насмешливой гримасе. — Но я упорная. Терпеливая. Я буду приходить, пока ты, со своим новообретённым умишком, не падёшь при виде меня ниц и не взмолиться поставить тебе формацию. И тогда… Я милостивая хозяйка. Я соглашусь. Если хорошенько попросишь.
Она изучила моё лицо, должно быть, оценивая, какой эффект произвели её угрозы. Если она ожидала страха, её постигло жестокое разочарование. Я втянул воздуха, приоткрыл губы, на которых пузырилась кровавая слюна… и расхохотался
— Вот как, — протянула Нарцкулла.
Я надеялся, что моё непокорство приведёт её в ещё большую ярость, однако она приняла его с внезапным спокойствием. Ни криков, ни бесноватых завываний.
Она всего лишь направила на меня жезл, в глазнице которого снова разгорелись изумрудные всполохи.
— Не надейся на обморок, малыш.
Сознание я всё-таки потерял — уже после того, как за старухой сомкнулась стена. Но в беспамятстве я пробыл недолго. Вынырнул из него и нырнул в медитацию, погрузившись в уютную тьму. Поглощённая нить из большого шара быстро вернула меня в норму. Потянуло взять ещё…
Спохватился я только тогда, когда забыл собственное имя. На язык упорно просился Каттай.
Имя я вспомнил, но далеко не сразу, хотя успел поглотить всего-то три воспоминания. Они были ничем не примечательны — поездка под дождём, нудная болтовня на каком-то приёме, первый подаренный меч. Но после того как я исцелил раны повторным перевоплощением, опять напомнил себе пореже прибегать к духовной пище.
Чужая память была слишком опасна, чтобы впитывать её без оглядки.
Моё Я — воплощение моей свободы. Утратив себя, я потеряю свободу быть собой.
Дотащившись до кучи соломы, я уселся на неё.
Даже память Каттая обладала невероятной силой. Что же будет, если поглотить Нарцкуллу?
В таком слиянии крылся немалый риск. Но в его пользу говорило то, что старуха могла знать, как вернуть меня на Землю.
Я не желал оставаться в этом мире. И я вернусь обратно, даже если придётся разнести здесь всё по кирпичикам.
Что касается поглощения… Оставлю этот вариант на случай, если не найду иного способа убить колдунью. А она, между прочим, выжила после того, как ей снесли полголовы.
Я блаженно потянулся. Энергия, полученная от остатков личности Каттая и зверей джунглей, окончательно усвоилась. Я ощутил себя перерождённым. Полным жажды жить и действовать. Повторно прощупал стены своей темницы, но так и не обнаружил механизма, который заставлял бы отъезжать невидимую дверь.
Чёртова магия.
Но иногда и магия могла пригодиться.
Узор на печати, которую ведьма прикладывала к моей груди, запомнился отлично. Я мог нарисовать его с закрытыми глазами. А если так, что мешало проявить его на коже Каттая? Не так уж это и сложно — поменять пигмент на отдельном участке кожи.
Притворюсь, что подчинился. Тогда я хотя бы смогу выйти за пределы темницы — и что-нибудь непременно придумаю.
Далеко не факт, что простого оттиска на коже хватит для обмана, но лучше попробовать, чем бессмысленно сдохнуть от голода в тесной клетке.
Старуха всё не появлялась, и я потратил время с умом — довёл появление фальшивой формации до идеала. Но это потребовало уйму энергии, взять которую я мог лишь из шара Каттая. Впитывать же его воспоминания залпом я не хотел, чтобы не захламлять голову ещё больше.
Я поглощал нити, когда начинал терять контроль над человеческим обликом — оказывается, его поддержание тоже потребляло какие-то ресурсы. Немного, но стоило совсем выдохнуться, как я медленно возвращался к форме безликого.
К новому появлению в темнице Нарцкуллы я был дьявольски голоден. Так голоден, что удерживал облик Каттая на чистом упрямстве.
На поясе ведьмы висел короткий кинжал.
Собралась резать?
Сковав меня магическими цепями, Нарцкулла крикнула в глубь коридора:
— Быстрее, мясо!
В темницу, пошатываясь и придерживаясь рукой за стену, вошла девушка, по виду чуть младше Каттая. Грязные пепельные волосы спадали на бледное лицо, на разбитых губах запеклась кровь. В ветхих тряпках, кое-как прикрывавших тело, зияли дыры, сквозь которых виднелись ссадины и царапины. На обеих руках краснели едва зажившие порезы.
Несмотря ни на что, она была красива. Ужасное состояние не в силах было скрыть ни природной правильности фигуры, ни тонких черт аристократичного лица.
— Пошевеливайся! — Нарцкулла толкнула её в спину.
Девушка свалилась на пол, да так и осталась на нём, не сделав ни малейшей попытки подняться. Достав кинжал, ведьма сделала ещё один крестообразный надрез на голом плече своей жертвы и хмыкнула под нос:
— Сойдёт.
Она повернулась ко мне.
— Как тебе закуска?
Против воли я принюхался.
Запах крови был… чудесным. Зверь во мне, обычно укрощённый, взбунтовался. Захотелось рвануть к девушке, наброситься на неё, прижать к себе — и медленно, не торопясь впитать её живьём, пока она кричит от ужаса и боли…
Я скрипнул зубами, сдерживая порыв. Понемногу принялся загонять монстра туда, где ему и место, — в дальний уголок нашего общего сознания. Но он, почувствовав добычу, будто с цепи сорвался. Что хуже, я ощутил голодный зов червей. Они жаждали разорвать бедняжку.
— Подчинишься — она твоя, — заявила Нарцкулла, отчего девушка вздрогнула, но не запротестовала.
С другой стороны, что изменили бы её мольбы?
Парой небрежных пинков старуха откатила жертву в дальний угол и зашептала над ней слова заклятья. Воздух перед девушкой замерцал, на мгновение обретя зеленоватый оттенок.
— Ещё пара условий. Если сломаешь защиту, останавливать тебя не буду — получишь девку на обед. А ты, мясо, смотри на него. Смотри и проникайся… Вот, пожалуй, и всё. Ну, порадуйте меня, —
